Папа мой был из тех, кто гулял по воле,
И кормили клыки и в лесу и в поле.
А я в вольере сижу и, как скот в загоне,
Я бродяг сторожу на запретной зоне.

Я и в холке в него, да и злостью в батю
Вольный дух той родни, здесь, я не растратил.
Сдали нервы вчера, злобный стал я, что-то.
Иль работа не та, сучая работа.

А до леса рукою подать от зоны.
Но, как войти мне в него - там свои законы.
Я для них просто пёс, да по масти красный,
А прикрываться отцом - бить понты напрасно.

Но, больше нет моих сил, охранять колючку.
И я вчера учудил, всё от жизни сучьей.
Как завыл на луну от душевной раны,
Разбудил старшину, пуганул охрану.

Но, сколько пугать тех, кто в робах рядом,
И стала жизнь не всласть, делать ноги надо.
Там в лесу, разложу всё, как есть ребятам,
А те - поймут, иль порвут, но делать ноги надо.

И, как будто с небес, на меня везенье
Вдруг рывок, прямо в лес, через оцепленье.
И меня с поводка мол: "Давай, Полкаша!"
А я клыками сверкнул, что ж, мол: "Воля ваша"!

И я понёсся за ним, словно за надеждой,
Чуя адреналин, аж поверх одежды:
"Да ты не бойся. Теперь, оба мы в опале.
Ты к себе - я к себе и, поминай, как звали.
Ты домой - а я в лес и, поминай, как звали".